[Brian Berkovetz]

Вспомнилась вдруг книга. кажется, называется "Самый лучший роман" (хотя Гугль по такому запросу мне ничего не выдал, наверное, другое название) и автор её кто-то дико модный вроде Макса Фрая, кажется. Но не суть. В общем, в книге собраны последние фразы из всяких разных литературных произведений. Книгу я конечно не прочитал, но идея мне кажется интересной. Так вот, захотелось мне что-то собрать в одном месте первые абзацы из книг Стругацких. Меня всегда поражала их манера начинать книги "с места в карьер" - без каких-либо вступлений и предисловий, прямо с середины сцены. И с главами то же самое - они никогда не заботятся о связках между эпизодами. Эффект получается потрясающий. По-моему, это самый правильный подход к писательству. Итак

     Вы знаете,  я  глубоко убежден,  что предисловий писать  не  надо. Всем
неизвестный автор  по  этому поводу  сказал: "В  начале  было  слово" (а  не
предисловие).  И  вы знаете, я с  ним согласен,  потому что слово не требует
предисловия, если это  слово  чего-нибудь стоит. А если оно ничего не стоит,
то   предисловие  способно   только  испортить   законченное  впечатление  о
художественном несовершенстве.
---
     Секретарь поднял на Быкова единственный глаз:
     - Из Средней Азии?
     - Да.
     - Документы...
     Он требовательно протянул через  стол темную, похожую на  клешню руку
с непомерно длинным указательным  пальцем; трех пальцев и  половины ладони
у секретаря не было.
---
     Валя Петров сам пришел  ко мне сообщить об  этом. Он стянул с  головы
берет, пригладил волосы и сказал:
     - Ну вот, Саня, все решено.
     Он  сел  в  низкое  кресло  у  стола  и вытянул свои длинные ноги. Он
посмотрел на меня и улыбнулся. Я спросил:
     -  Когда?
     -  Через  декаду.
---
     Ложа Анкиного арбалета была выточена из черной пластмассы,  а  тетива
была  из  хромистой  стали  и  натягивалась   одним   движением   бесшумно
скользящего рычага. Антон новшеств не признавал: у него было доброе боевое
устройство в стиле маршала Тоца, короля  Пица  Первого,  окованное  черной
медью, с колесиком, на которое  наматывался  шнур  из  воловьих  жил.  Что
касается Пашки, то он взял  пневматический  карабин.  Арбалеты  он  считал
детством человечества,  так  как  был  ленив  и  неспособен  к  столярному
ремеслу.
---
     Когда Румата миновал  могилу  святого  Мики  -  седьмую  по  счету  и
последнюю на этой дороге, было  уже  совсем  темно.  Хваленый  хамахарский
жеребец, взятый у дона Тамэо за карточный долг, оказался  сущим  барахлом.
Он вспотел, сбил ноги  и  двигался  скверной,  вихляющейся  рысью.
---
    С  этой  высоты  лес  был  как  пышная пятнистая пена; как
огромная, на весь мир,  рыхлая  губка;  как  животное,  которое
затаилось  когда-то  в  ожидании,  а  потом  заснуло и проросло
грубым мхом. Как бесформенная маска, скрывающая  лицо,  которое
никто еще никогда не видел.
---
     - Знаешь, -  сказала  Майка, -  предчувствие  у меня
какое-то дурацкое...
     Мы стояли возле глайдера, она смотрела себе под ноги и
долбила каблуком промерзший песок.
     Я не  нашелся, что  ответить. Предчувствий у меня не
было никаких, но мне, в общем, здесь тоже не нравилось. Я
прищурился  и  стал  смотреть  на  айсберг. Он  торчал над
горизонтом    гигантской   глыбой   сахара, слепяще-белый
иззубренный клык, очень холодный, очень неподвижный, очень
цельный, без всех этих живописных мерцаний и переливов, -
видно было, что как вломился он в этот плоский беззащитный
берег сто  тысяч  лет  назад, так и намеревался проторчать
здесь  еще  сто  тысяч лет на зависть всем своим собратьям,
неприкаянно дрейфующим в  открытом океане. Пляж, гладкий,
серо-желтый, сверкающий мириадами  чешуек  инея, уходил к
нему, а  справа  был  океан, свинцовый, дышащий  стылым
металлом, подернутый зябкой рябью, у горизонта черный, как
тушь, противоестественно   мертвый.
---
     Танина ладонь, теплая и немного шершавая, лежала у него на глазах,  и
больше ему ни до чего не было дела.  Он  чувствовал  горько-соленый  запах
пыли, скрипели спросонок степные птицы, и сухая трава  колола  и  щекотала
затылок. Лежать было жестко и неудобно, шея чесалась нестерпимо, но он  не
двигался, слушая тихое, ровное  дыхание  Тани.  Он  улыбался  и  радовался
темноте,  потому  что  улыбка  была,  наверное,  до  неприличия  глупой  и
довольной.
---
      Кандид проснулся и сразу подумал: послезавтра я ухожу. И
сейчас же в другом углу Нава зашевелилась на  своей  постели  и
спросила:
     -  Ты уже больше не спишь?
     -  Нет, - ответил он.
     -  Давай  тогда поговорим, - предложила она. - А то мы со
вчерашнего вечера не говорили. Давай?
     -  Давай.
     -  Ты мне сначала скажи, когда ты уходишь.
     -  Не знаю, -  сказал он. -  Скоро.
---
      Ну и деревня! Сроду я таких деревень не видел и  не  знал  даже,  что
такие деревни бывают. Дома круглые, бурые, без окон, торчат на сваях,  как
сторожевые вышки, а под ними чего только не  навалено  -  горшки  какие-то
здоровенные, корыта, ржавые  котлы,  деревянные  грабли,  лопаты...  Земля
между домами - глина, и до того она выжжена и вытоптана, что даже блестит.
И везде, куда ни поглядишь, - сети. Сухие. Что они здесь сетями ловят -  я
не знаю: справа болото, слева болото,  воняет  как  на  помойке...  Жуткая
дыра. Тысячу лет они здесь гнили и, если бы не герцог, гнили бы еще тысячу
лет. Север. Дичь.
---
     В 13.17 Экселенц вызвал меня к себе. Глаз он на меня не поднял, так что
я видел только его лысый череп, покрытый бледными старческими веснушками, --
это означало высокую степень озабоченности и неудовольствия. Однако не моими
делами, впрочем.
     -- Садись.
     Я сел.
     --  Надо найти одного человека. -- сказал он и вдруг замолчал. Надолго.
---
	Меня зовут Максим Каммерер. Мне восемьдесят девять лет.
     Господи, теперь еще Артемида! Оказывается она  все-таки  спуталась  с
этим Никостратом. Дочь, называется... Ну ладно.
---
     Я остановил машину, вылез и снял черные очки. Здесь все  было  именно
так, как рассказывал  Згут.  Отель  был  двухэтажный,  желто-зеленый,  над
крыльцом красовалась траурная вывеска: "У ПОГИБШЕГО  АЛЬПИНИСТА".  Высокие
ноздреватые сугробы по сторонам крыльца были утыканы разноцветными  лыжами
- я насчитал семь штук, одна была  с  ботинком.  С  крыши  свисали  мутные
гофрированные сосульки толщиной с руку.  В  крайнее  правое  окно  первого
этажа выглянуло чье-то бледное лицо, и тут парадная дверь отворилась, и на
крыльце появился лысый коренастый человек в рыжем  меховом  жилете  поверх
ослепительной  нейлоновой  рубашки.  Тяжелой  медлительной   поступью   он
приблизился  и  остановился  передо  мною.  У  него  была  грубая  красная
физиономия  и  шея  борца-тяжеловеса.  На  меня   он   не   смотрел.   Его
меланхолический  взгляд  был  устремлен  куда-то  в  сторону  и   исполнен
печального достоинства. Несомненно, это  был  сам  Алек  Сневар,  владелец
отеля, долины и Бутылочного Горлышка.
     - Там... - произнес он неестественно низким и глухим голосом.  -  Вон
там это произошло. - Он простер указующую руку. В руке был  штопор.  -  На
той вершине...
---
     - ...Вероятно, вашим  первым  серьезным  открытием,  доктор  Пильман,
следует считать так называемый радиант Пильмана?
     - Полагаю, что нет. Радиант Пильмана - это не первое, не серьезное и,
собственно, не открытие. И не совсем мое.
---
      Урму стало скучно.
---
     Царь сидел голый.  Как нищий дурак на базаре, он сидел, втянув  синие
пупырчатые  ноги,  прислонясь  спиной  к  холодной  стене.  Он  дрожал, не
открывая глаз, и все время прислушивался, но было тихо.
---
     Когда Ирма  вышла,  аккуратно  притворив  за  собой дверь, длинноногая,
по-взрослому вежливо улыбаясь большим  ртом с  яркими как  у  матери губами,
Виктор принялся старательно раскуривать сигарету. Это  не ребенок, думал  он
ошеломленно. Дети так не говорят. Это даже не грубость,  - это жестокость, и
даже не жестокость, а просто  ей все равно. Как будто  она  нам тут  теорему
доказала,  просчитала все,  проанализировала, деловито  сообщила результат и
удалилась,   подрагивая   косичками,   совершенно   спокойная.   
---
     Максим приоткрыл люк, высунулся и  опасливо  поглядел  в  небо.  Небо
здесь  было  низкое  и   какое-то   твердое,   без   этой   легкомысленной
прозрачности,  намекающей  на  бездонность   космоса   и   множественность
обитаемых миров, - настоящая библейская твердь, гладкая  и  непроницаемая.
Твердь эта несомненно  опиралась  на  могучие  плечи  местного  Атланта  и
равномерно  фосфоресцировала. 
---
     Баки были  ржавые,  помятые, с отставшими крышками. Из-под
крышек торчали обрывки газет, свешивалась картофельная  шелуха.
Это было  похоже  на  пасть  неопрятного,  неразборчивого в еде
пеликана. На вид  они казались неподъемно тяжелыми, но на самом
деле вдвоем с Ваном ничего не стоило рывком вздернуть такой бак
к протянутым  рукам  Дональда  и  утвердить  на краю откинутого
борта. Нужно было  только беречь пальцы. После этого можно было
поправить рукавицы  и  немного  подышать  носом,  пока  Дональд
ворочает бак, устанавливая его в глубине кузова.
---
     Мы  сидели  на  травке  в  пыльном  скверике  под  окнами  заводского
управления  и  переваривали  обед   -   каждый   по-своему.   Федя   читал
"Китежградские новости", медленно ведя по строчкам черным  неразгибающимся
пальцем; мрачный Витька Корнеев лелеял  обуревавшие  его  черные  замыслы;
Эдик  Амперян  спрашивал,  Роман  Ойра-Ойра  отвечал,  а   я,   не   теряя
драгоценного времени, загорал себе подмышки. Комаров и слепней  поблизости
не было, они тоже, вероятно, переваривали обед.

Особый случай - "За миллиард лет до конца света" (т.н. "рукопись, найденная при странных обстоятельствах", где каждый эпизод начинается буквально с полуслова. Вот собственно начала эпизодов. Осторожно: спойлеры.

...белый июльский зной, небывалый за последние два
столетия,  затопил  город.  Ходили  марева  над   раскаленными
крышами,  все  окна  в городе были распахнуты настеж, в жидкой
тени изнемогающих  деревьев  потели  и  плавились  старухи  на
скамеечках у подъездов.
---
...лосося  в  собственном  соку и ломоть ветчины с
лежалой  горбушкой.  Потом  он  принялся  мыть   посуду.   Было
совершенно  ясно,  что  при  таком  великолепии в холодильнике
грязь на кухне  выглядит  особенно  неуместно.
---
...а она сменила свой мини-сарафан на мини-юбочку и
мини-кофточку.
---
...потом   он  налил  еще  по  фужеру.  Возникло
предложение выпить на "ты". Без  поцелуев.  Какие  могут  быть
поцелуи между интеллигентными людьми? Здесь главное - духовная
общность. Выпили на "ты" и поговорили о духовной  общности,  о
новых  методах  родовспоможения,  а  также  о  различии  между
мужеством, смелостью  и  отвагой.  Рислинг  кончился,  малянов
выставил  пустую  бутылку на балкон и сходил в бар за каберне.
---
...полежал на спине, не спеша очухиваясь. Под окном
уже вовсю грохотали  прицепы,  а  в  квартире  было  тихо.  От
вчерашнего  бестолкового  дня  остался  только  легкий  шум  в
голове, металлический привкус во  рту  и  какая-то  неприятная
заноза  в  душе  или  в сердце, или бог знает еще где.
---
...дверь лифта, загудел мотор. Малянов остался один.
---
...у  вальки  был  занят.  Малянов  положил трубку и
растянулся на тахте, уткнувшись носом в жесткий ворс. У вальки
ведь там тоже что-то не в порядке. Истерика какая-то... Что-то
он у меня спрашивал, странное что-то...  Эх,  валька,  мне  бы
твои  заботы!  Нет,  пускай  приезжает.  Он  в  истерике,  я в
истерике - глядишь, вдвоем что-нибудь и придумаем...
---
...помолчал минуту, поглаживая двумя пальцами гладко
выбритую скулу, а затем продекламировал:
     -  глянуть  смерти  в  лицо  сами  мы не могли, нам глаза
завязали и к ней привели... - И добавил: - бедняга.
     Непонятно было, кого он имеет в виду.
---
...сидел на корточках незнакомый мужчина и подбирал
осколки разбитой рюмки. Кроме того, на кухне был  еще  мальчик
лет  пяти.  Сидел  на  табуретке  за столом, подсунув под себя
ладони, болтал ногами и смотрел, как подбираются осколки.
---
...Малянов  знал  с шестого класса. В седьмом они
подружились и  просидели  до  конца  школы  за  одной  партой.
Вайнгартен  не  менялся  с  годами,  он  только увеличивался в
размерах.
---
...Фальшивки, - сказал малянов наконец. Вайнгартен
презрительно молчал. - Ну, тогда новоделы...
     - Дурак ты, - сказал вайнгартен коротко и спрятал книжку.
---
...сын захара, устроившись на тахте в углу, время
от времени принимался  услаждать  общество  чтением  избранных
мест  из  популярной медицинской энциклопедии, которую малянов
подсунул  ему  второпях  по  ошибке.
---
...вспомнил снегового и пистолет в пижаме, и печать
на двери.
     - Слушай, - сказал я. - Неужели они снегового убили?
     - Кто? - Не сразу отозвался вечеровский.
     - Н-ну... - Начал я и замолчал.
---
...неизвестная  ранее  форма  доброкачественной
опухоли. Только через год. А я обо всем этом  узнал  и  вообще
только  прошлой  осенью,  а ведь встречался с ним каждый божий
день, пил  у  него  кофеек,  слушал  его  марсианское  уханье,
жаловался  ему,  что фурункулы одолели. И ничего, ничегошеньки
не подозревал...
---
...подвигнуть  меня  на  генеральную уборку этого
свинарника.  Я  еле  отбился.   Договорились,   что   я   сяду
заканчивать  работу,  а  ирка, раз уж ей совсем нечего делать,
раз уж ей, понимаешь, так неймется, раз уж  она  совсем  не  в
состоянии полежать в ванночке с последним номером "иностранной
литературы",  -  пусть  разберет  белье  и  займется  бобкиной
комнатой.  А  я беру на себя большую комнату, но не сегодня, а
завтра. Морген, морген, нур нихт хейте. Но уж до блеска, чтобы
ни одной пылинки.
---
...Ты  все-таки принес, - сказал вечеровский. - Я
этого ждал, правда, не так быстро.
     - Кто у тебя? - Спросил я, понизив голос.
     -  Никого, - ответил он. - Нас двое. Мы и вселенная.